karlson

[livejournal.com profile] annuoka напомнила мне, где именно «зафиксировано» родство Кристера и Гуниллы. В радиопостановке 1958-го года, которая впоследствии стала любимой пластинкой многих детей, рожденных в 70-е, той самой, где за Карлсона и за автора читает Николай Литвинов, Малыш сетует: «И потом у Кристера есть свой собственный живой щенок, своя собственная младшая сестра...» Ни в переводе Лунгиной, ни, вероятно, в подлиннике, такой фразы нет, но в представлении тех, кто слушал пластинку, Кристер и Гунилла так и остались братом и сестрой. Русская культура до такой степени восприняла Карлсона как своего, что стала добавлять героям биографических деталей. Мой папа однажды слышал, как в очереди за билетами на фильм «Анна Каренина» одна зрительница убеждала другую: «Говорят, Сережа-то у нее тоже от Вронского...» Что-то подобное произошло с произведениями зарубежной литературы, которые были так удачно переведены, что зажили по-русски своей жизнью, цитировались, экранизировались и понемногу трансформировались.

Read more... )
Действие первой части «Карлсона» происходит в мае-июне, второй – в сентябре, третьей – тоже в июне. Интересно, чем Карлсон занимается зимой? Видятся ли они с Малышом? Ходят ли по заснеженным крышам? Сидят ли вместе на оледенелом крылечке? Может быть, Карлсон улетает в теплые края? Существует ли он вообще зимой?
Прием номер 5: слово против самого себя
Напоследок хочу поговорить еще об одном «хулиганском» приеме, который придуман отнюдь не Астрид Линдгрен и встречается, конечно же, не только у нее, но в ее произведениях он используется мастерски и смотрится очень выигрышно. В ходе словесной рокировки обыгрываются разные оттенки одного и того же слова, чаще глагола, и в результате слово становится с ног на голову. Этот прием еще можно было назвать «сам себе антоним»
– Там написано: «Вы страдаете от веснушек?» – прочитала Анника.
– Еще чего! – задумчиво сказала Пеппи. – Ну, ясно, вежливый вопрос требует вежливого ответа. Пошли!
Она толкнула дверь и вошла в магазин, а за ней по пятам – Томми и Анника. За прилавком стояла пожилая дама. Пеппи подошла прямо к ней.
– Нет! – решительно сказала она.
– Что тебе нужно? – спросила дама.
– Нет, – повторила Пиппи.
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Нет, я не страдаю от веснушек, – объяснила Пеппи.
Теперь дама поняла ее. Но, бросив взгляд на Пеппи, она воскликнула:
– Но, милое дитя, у тебя все лицо в веснушках!
– Ясное дело, – согласилась Пеппи, – но я вовсе не страдаю от них. Мне они даже нравятся! До свидания!


Переодень носки, Карлсончик )
Прием нумер три: ложная презумпция
Малыш постарался ответить как можно более уклончиво, но дружелюбно:
Во всяком случае, мама считает... что Карлсон...
Отвечай, да или нет, прервала его фрекен Бок. Твоя мама сказала, что Карлсон должен у нас обедать?
Во всяком случае, она хотела... снова попытался уйти от прямого ответа Малыш, но фрекен Бок прервала его жестким окриком:
Я сказала, отвечайда или нет! На простой вопрос всегда можно ответить "да" или "нет", по-моему, это не трудно.
Представь себе, трудно,вмешался Карлсон.Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься. Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечайда или нет?


Именно этот пример, самый смешной, стал классическим, но по тому же принципу построено немало других фирменных шуток линдгреновских героев. В презумпцию «загоняется» какой-нибудь невероятный факт, и попробуй потом поспорь. Эти противные взрослые, по умолчанию, не только пьют коньяк по утрам, они еще и бегонии и швыряют, не вытащив их предварительно из горшков:

Read more... )
Прием нумер два: часть как полноценный представитель целого
Госпоже Правой Ноге
С приветом от Алисы

Сердечно, сердечно рада с вами познакомиться, – все не унималась Пеппи и еще более энергично трясла руку манекена. Но – о ужас! – нарядная дама не выдержала столь сердечного рукопожатия, – рука ее отломилась и выскользнула из шелкового рукава. Томми едва перевел дух от ужаса, а Анника чуть не заплакала. В то же мгновение к Пеппи подлетел продавец и стал на нее кричать.
– Успокойся, – тихо, но твердо сказала Пеппи, когда ей, наконец, надоело слушать его ругань. – Я думала, это магазин самообслуживания. Я хочу купить эту руку.
Такой дерзкий ответ еще больше разозлил продавца, и он заявил, что манекен не продается, но даже если бы и продавался, то все равно купить отдельную руку нельзя и теперь ей придется заплатить за весь манекен, потому что она его сломала.
– Очень странно! – удивилась Пеппи. – Счастье еще, что не во всех магазинах так торгуют. Представьте себе, что я пойду в лавку, чтобы купить кусок мяса и сделать к обеду жаркое, а мясник заявит, что продает только целого быка!


Подобное отношение к частям тела касается не только манекенов, но и людей:
– Не могу ли я купить билет за полцены? – спросила Пеппи у кассирши в непонятном приступе скупости. – А я обещаю смотреть представление только одним глазом.

Read more... )
Летом я начинала разговор о том, что Астрид Линдгрен – писатель математического склада, и что в каждом своем герое и читателе она предполагает любовь к математике, а теперь хочу обсудить ее отношение к логике. Астрид Линдгрен изобрела или приспособила на свой лад несколько логических приемов, которые никто не использует именно так, как она: оттого они такие узнаваемые. Я буду о каждом таком приеме рассказывать отдельно, чтобы вместо одного длинного текста получилось несколько коротких фрагментов. Это будет даже не рассказ как таковой, а примеры с комментариями. Некоторые примеры очень похожи по своей логической структуре. Другие подходят к той или иной подборке с некоторой долей условности, и все-таки «фирменность» приемов Астрид Линдгрен не перестает меня восхищать.

Прием нумер один: опровергнуть раз и навсегда
Зачеркнул "Пушкин" и написал "Лермонтов"
Склонность к логическим парадоксам в большей степени свойственна двум ее бунтарям – Пеппи и Карлсону. Альтруистка Пеппи и самовлюбленный Карлсон, казалось бы, антиподы, но, в смысле отношения к логике, они похожи, как родные брат и сестра.
Ах! воскликнула Пеппи. Что за счастливый день! Больше всего на свете ну конечно, после крема из ревеня я люблю полицейских.
Сияя счастливой улыбкой, она двинулась навстречу полицейским.
Ты и есть та самая девочка, которая поселилась в этой вилле? спросил один из полицейских.
А вот и нет, ответила Пеппи. Я сухонькая старушка и живу на третьем этаже в особнячке на другом конце города.


Вы знаете, как зовут эту старушку, которая поселилась на самом верху?
А старушки все лезли и лезли... )
Под Рождество жители Бюллербю играют в увлекательную игру на самый точный прогноз:
После обеда мы насыпали в бутылку 322 горошины и отправились к соседям. Каждый должен был сказать, сколько в бутылке горошин. Тот, кто угадывал вернее всех, получал наш пряник. Лассе нес бутылку, Боссе – пряник, а я – записную книжку, в которую записывала все ответы. На этот раз пряник выиграл дедушка. Его ответ был самый точный. Он сказал, что в бутылке 320 горошин. А вот Анна сказала, что там три тысячи горошин. По-моему, это глупо, правда?
То, что Анна не просто ошиблась, а ошиблась в порядке величины, Лизе кажется глупым. А мне эта игра приглянулась в качестве новогоднего развлечения, которым я несколько лет подряд мучила гостей, предлагая им угадывать размер самого длинного алфавита, население Стокгольма, расстояние от Гетеборга до Упсала и тому подобное. ([livejournal.com profile] cigolerup добавляет, что такого рода вопросы задают на интервью желающим работать в стратегическом консалтинге: «Оцените количество легковых автомобилей в мире. Минута пошла!»)

Потом нам пришло в голову, что интереснее играть так, чтобы отгадывать пришлось некий параметр, который создают сами участники. Получилась следующая модификация. В одну корзинку все участники игра складывали листочки, на которых анонимно писали свой рост, а в другую – свой прогноз относительно среднего роста участников игры. Бумажки во второй корзинке были не анонимные, чтобы можно было объявить победителя. Потом ведущий определял среднее арифметическое величин из первой корзинки, оглашал прогнозы и вручал шоколадку автору самого точного прогноза. Именно такую игру я хочу предложить читателям своего блога: попросить всех желающих ответить (скрытым комментарием) на некоторый вопрос о себе, предполагающий численный ответ, и попытаться угадать среднее арифметическое всех ответов. Осталось только выбрать вопрос, на который все мы будем отвечать (и приз). Предлагайте, пожалуйста, свой вариант вопроса для этой игры!
С детства ненавидят арифметику.
Григорий Остер о Карлсоне
В прошлый раз мы говорили о том, что у Астрид Линдгрен математическая голова: все арифметические подсчеты и приблизительные вычисления у нее производятся автоматически, симметричные конструкции и логические схемы возникают сами собой. Сегодня я хочу обратить ваше внимание на то, что такие же способности Линдгрен предполагает в своих героях и читателях: всякий человек, по умолчанию, обладает математическим складом ума. Особенно отчетливо это отношение проявляется в книге «Мы все из Бюллербю», которая, по мнению многих, является идеальной книгой о детстве.

Кстати, знаете ли вы, что тот вариант книги, который мы читали в детстве, – неполный? Причем удалены из него были, почему-то, именно «математические» фрагменты.

Вот как начинается глава про прополку репы в книжке 2011 года издания:
После того как мы пололи репу, денег в моей копилке заметно прибавилось. Конечно, мы пололи её все вместе, ведь полоть врозь было бы скучно. Вообще-то, Лассе, Боссе и я должны были полоть нашу репу, Бритта и Анна — свою, а Лассе — свою. Но мы пололи вместе всю репу подряд. За длинную прополотую грядку нам платили сорок эре, а за короткую — двадцать. Чтобы у нас не заболели коленки, мы подвязали длинные холщовые передники. А мы с Бритой и Анной к тому же повязали головы платками, и мама сказала, что мы похожи на маленьких старушек. Мама дала нам бидон с морсом — вдруг нам захочется пить.

А вот как та же самая глава начиналась в русском издании времен моего детства:
А теперь я расскажу вам, как мы пололи репу, и притом совершенно бесплатно. Конечно, мы пололи ее все вместе, ведь полоть врозь было бы скучно. Чтобы у нас не заболели коленки, мы подвязали длинные холщовые передники. Мама дала нам бидон с морсом – вдруг нам захочется пить.

Я сказал приблизительно и притом совершенно бесплатно )
Принято считать, что самый «математический» детский писатель – профессор математики Льюис Кэрролл, а для меня такой писатель – домохозяйка Астрид Лингрен, чьи книги полны логических парадоксов, красивых математических построений, чисел, задачек и симметричных комбинаций. Астрид Линдгерн – классический нумерофил, я сразу это почувствовала, и с детства именно ее люблю больше всех. Она в отличие от Льва Николаевича, точно помнит, сколько лет каждому из ее героев, и даже сколько им месяцев. Давно собиралась написать длинный пост на эту тему, сравнить Карлсона с героем поэмы «Москва – Петушки», а его коньяк по утрам со знаменитой неприличной остротой Брассенса, а потом поняла, что обо все этом написать сразу невозможно – и решила рассказывать по кусочкам, прием за приемом.

Самыми математическими ее книжками мне всегда казались «Карлсон» и «Пеппи», однако на днях я стала читать младшим детям «Мы все из Бюллербю» и поразилась ее математичности. Эта книга Линдгрен, кстати, в детстве была одной из самых моих любимых. Ее русский перевод, очень удачный, я помнила почти наизусть, и только сейчас обнаружила, что переводила ее не Лилиана Лунгина, а Любовь Горлина – их переводы похожи по стилю. Моя дочка пришла в восторг, от того что в книге описывается именно наша семейная конфигурация, стала говорить, что ее братьев зовут Лассе и Боссе, а сама она – Лиза, интересоваться, как зовут родителей, а потом вдруг потребовала, чтобы Костя перекрасил ее комнату, потому что так  поступил папа Лизы, даже порывалась принести из подвала ведро с краской. На мое счастье, дочка не уловила, что мама Лизы для этой комнаты ткала половики.
Итак, посмотрите, как начинается эта книга:

Я девочка, хотя, наверное, это и так ясно, раз меня зовут Лиза )
По этой ссылке во временном промежутке 1.14-1.16 можно наблюдать мою младшую сестру на тель-авивском пляже. Она однажды уже появлялась в кадре на пляже – рекламировала курорты Мертвого моря, и хочется верить, что следующий ее выход в полный рост в купальнике будет в рекламе, а не в телехронике. [livejournal.com profile] humorable замечательно написала на эту тему.

А я (уж простите) опять про возраст. Мои дети считают, что Карлсон – ребенок, а Снуснумрик – взрослый, хотя первый называет себя мужчиной, а второй у муми-троллей проходит в категории «дети». Моим детям кажется, что крокодил Гена взрослый, а Чебурашка – ребенок, хотя оба по утрам ходят на работу. В этой связи я задумалась о взаимоотношениях детей, взрослых и персонажей неопределенного возраста в детской литературе.

Вневозрастные персонажи были популярны в детской литературе во все времена. Муми-тролль и Снифф – явно дети, но вот они встречают Снуснумрика, который живет в палатке и курит трубку. Кто он – ребенок или взрослый? Удобнее всего считать его подростком, старшим другом, с которым Муми-тролль делит комнату. А Чебурашка и Крокодил Гена – два взрослых друга? Тогда почему Гена носит Чебурашку на руках и записывает в школу? И о чем думали родители девочки Гали, когда та пошла знакомиться по объявлению домой к взрослому крокодилу? А герои Винни-Пуха? Что из себя представляет Пятачок, которого купает добродетельная Кенга? Кто он – ребенок или малогабаритный взрослый? Если он ребенок, то выходит, что она купает чужого ребенка, а если он мужчина, тогда ситуация и вовсе щекотливая: получается, что Кенга купает чужого мужчину!
Из всех книг Астрид Линдгрен у русских читателей, бесспорно, популярнее всего Карлсон. Он стал вполне самостоятельным феноменом русской культуры, заговорил голосом удава, крокодила Гены и Шерлока Холмса, пофлиртовал с Раневской, сделал все, что положено русскому мужчине: посадил персиковую косточку, построил палатку, воспитал Малыша. Почему на русской почве прижился именно Карлсон? Вероятно, потому, что не признает авторитетов.

У франкоязычных читателей популярнее всего, пожалуй, Эмиль из Лённеберги, (Zozo la Tornade/Les farces d’Émil) (Вы согласны?). Он отлично вписывается во французскую традицию мальчиков-шалунов, из которых выросли потом приличные люди: что-то вроде маленького Николя, дослужившегося до должности Саркози. По-французски, кстати, существовала традиция переименования героев Линдгрен. Эмиль в первом переводе звался Зозо-торнадо, Пеппи была Фифи-стальная проволока (Fifi Brindacier), а Карлсон и вовсе скрывался под псевдонимом Вик-победоносец (Vic le Victorieux). В последние пять лет главные книги Линдгрен были переведены заново, и имена героев стали больше похоже на оригинальные. (Upgrade: [livejournal.com profile] fiafiaговорит, что главная все-таки Пеппи, и предлагает загадку на сходную тему)

Для англоязычных читателей главная героиня Линдгрен, скорее всего, Пеппи Длинныйчулок (Pippi Longstocking) (Ведь так?) Наверное, потому, что она девочка. Очень сильная девочка, которой не нужны мужчины, которая выбирает себе мужскую профессию. Пройдут годы, и таких девочек, девушек, женщин – сильных, неунывающих, чуть грустных и бесконечно одиноких – в англоязычном мире станет немало. По слухам, фрекен Бок в молодости тоже была такой, пока на ее пути не возник Карлсон.
Все мы помним, что Малыша, на самом деле, звали Сванте Свантесон, то есть по-взрослому -- Сван.
Что мы знаем про Свана? В его жизни была любовь.

Что нам известно про его любовь?
- А какие уши у твоего нового увлечения? )
Я сказал приблизительно, – ответил Карлсон.
– Так оно и вышло: я пришел приблизительно.
По-французски говорят «sage comme une image» – «послушный, как картинка», слово «sage» может также означать «мудрый» и «целомудренный». Предлагаю вашему вниманию три непослушные картинки, попавшиеся мне в известных детских книгах. Все мы знаем, что история Малыша и Карлсона начинается так:
В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят – Боссе, Бетан и Малыша.
– Я вовсе не самый обыкновенный малыш, – говорит Малыш.
Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько мальчишек, которым семь лет, у которых голубые глаза, немытые уши и разорванные на коленках штанишки, что сомневаться тут нечего: Малыш - самый обыкновенный мальчик.
Боссе пятнадцать лет, и он с большей охотой стоит в футбольных воротах, чем у школьной доски, а значит – он тоже самый обыкновенный мальчик.
Бетан четырнадцать лет, и у нее косы точь-в-точь такие же, как у других самых обыкновенных девочек.

А теперь посмотрите, как эту семью изобразил художник.

"Чем я хуже Наташи Ростовой?" -- подумала Бетан. )

Profile

sumka_mumi_mamy

April 2022

S M T W T F S
     12
3456789
10111213141516
1718 1920212223
24252627282930

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 21st, 2025 06:59 pm
Powered by Dreamwidth Studios