sumka_mumi_mamy | Логика Астрид Линдгрен (часть 3)

Летом я начинала разговор о том, что Астрид Линдгрен – писатель математического склада, и что в каждом своем герое и читателе она предполагает любовь к математике, а теперь хочу обсудить ее отношение к логике. Астрид Линдгрен изобрела или приспособила на свой лад несколько логических приемов, которые никто не использует именно так, как она: оттого они такие узнаваемые. Я буду о каждом таком приеме рассказывать отдельно, чтобы вместо одного длинного текста получилось несколько коротких фрагментов. Это будет даже не рассказ как таковой, а примеры с комментариями. Некоторые примеры очень похожи по своей логической структуре. Другие подходят к той или иной подборке с некоторой долей условности, и все-таки «фирменность» приемов Астрид Линдгрен не перестает меня восхищать.

Прием нумер один: опровергнуть раз и навсегда

Зачеркнул "Пушкин" и написал "Лермонтов"

Склонность к логическим парадоксам в большей степени свойственна двум ее бунтарям – Пеппи и Карлсону. Альтруистка Пеппи и самовлюбленный Карлсон, казалось бы, антиподы, но, в смысле отношения к логике, они похожи, как родные брат и сестра.
– Ах! – воскликнула Пеппи. – Что за счастливый день! Больше всего на свете – ну конечно, после крема из ревеня – я люблю полицейских.
Сияя счастливой улыбкой, она двинулась навстречу полицейским.
– Ты и есть та самая девочка, которая поселилась в этой вилле? – спросил один из полицейских.
– А вот и нет, – ответила Пеппи. – Я сухонькая старушка и живу на третьем этаже в особнячке на другом конце города.

Вы знаете, как зовут эту старушку, которая поселилась на самом верху?
Неужели вы ее не узнали – это же скандально известная фру Густавсон!
Когда к Гунилле вернулся дар речи, она проговорила:
– Это кто такой?
– Всего лишь маленькая выдумка, – ответил странный человечек и стал еще энергичнее болтать ножкой. – Маленькая фантазия, которая лежит себе да отдыхает. Короче говоря, выдумка!
– Это... это... – проговорил Кристер, запинаясь.
– ...маленькая выдумка, которая лежит себе и кричит по-петушиному, – сказал человечек.
– Это Карлсон, который живет на крыше! – прошептала Гунилла.
– Конечно, а кто же еще! Уж не думаешь ли ты, что старая фру Густавсон, которой девяносто два года, незаметно пробралась сюда и разлеглась на полке?

Безапелляционный Карлсон с ходу опровергает все, что его не устраивает. Он легко выбивает из колеи противного мальчика Кирре, который не верит, что его дрессированная собака действительно умеет разговаривать и печь булочки:
Карлсон обратился к щенку:
– Разве тебе трудно говорить, Альберг?
– Нет, – ответил щенок. – Мне трудно говорить, только когда я курю сигару.

– Альберг, ты испечешь булочку? – спросил Карлсон.
Альберг зевнул и лег на пол.
– Нет, не могу... – ответил он.
– Ха-ха! Так я и думал! – закричал Кирре.
– ...потому что у меня нет дрожжей, – пояснил Альберг.

Нельзя не вспомнить в этом и его классический диалог с малышом:
– Да, конечно, но ведь мы не знали... – оправдывался Малыш.
– "Не знали"! – ворчал Карлсон. – Вы должны были надеяться! Вы всегда должны надеяться, что я навещу вас, и потому твоей маме каждый день надо одной рукой жарить тефтели, а другой сбивать сливки.

Пеппи тоже абсолютно уверена в свой правоте и готова спорить до последнего:
Она села на ступеньки у двери аптеки и выстроила в ряд все свои склянки.
– Какие взрослые чудные! – вздохнула она. – Вот у меня – постойте, сейчас сосчитаю, – вот у меня тут восемь пузырьков, и в каждом налито чуть-чуть. А ведь все это легко уместилось бы в одной бутылочке. Сказано – сделано. "Сейчас лукарство мы возьмем, в одну бутылочку сольем," – запела Пеппи, откупорила подряд все восемь пузырьков и слила все в один. Потом она энергично взболтала смесь и, не долго думая, сделала несколько больших глотков. Анника, которая заметила, что на некоторых пузырьках наклеена бумажка с надписью "Наружное", не на шутку испугалась.
– Пеппи, откуда ты знаешь, что это не яд?
– Сейчас еще не знаю, но скоро узнаю, – весело ответила Пеппи.
– Завтра мне будет совершенно ясно. Если я до утра не умру, значит, моя смесь не ядовита и все дети могут ее пить.
Томми и Анника задумались. Наконец Томми сказал неуверенным, упавшим голосом:
– А что, если эта смесь все же окажется ядовитой?
– Тогда вы остатком будете полировать мебель, – ответила Пеппи. – Так что даже если моя смесь окажется ядовитой, мы все равно не зря покупали эти лукарства.

Своим отчаянным авантюризмом и готовностью идти до конца, Пеппи напоминает уже не Карлсона, а героя «Москвы-Петушков». Бонвиван Карлсон лечится похожим образом, однако он, в отличие от них, не ошибается в рецептах:
"Приторный порошок" по рецепту Карлсона, который живет на крыше. Ты возьмешь немного щоколаду, немного конфет, добавишь такую же порцию печенья, все это истолчешь и хорошенько перемешаешь. Как только ты приготовишь лекарство, я приму его. Это очень помогает от жара.
– Сомневаюсь, – заметил Малыш.
– Давай поспорим.

Другие персонажи опровергают не менее решительно, хотя, скорее, поневоле:
– Надеюсь, вам нравится? – спросила Фрекен Бок.
Дядя Юлиус впился зубами в цыплячью ножку, а потом сказал с насмешливым видом:
– Да, спасибо! Хотя этому цыпленку уж наверняка сровнялось пять лет, зубы позволяют мне это точно определить.
Фрекен Бок вспыхнула и сморщила лоб от обиды.
– У такого цыпленка вообще нет зубов, – сказала она с горечью.

И, напоследок, истина глазами младенца:
– Так воспитанные люди не говорят, – сказал папа. – А ты ведь хочешь стать воспитанным человеком?
– Нет, папа, я хочу стать таким, как ты, – ответил Малыш.

Где еще, кроме произведений Астрид Линдгрен, мы встречаем столь же полное и решительное опровержение сказанного? Мне, в первую очередь, вспоминается такой пример:
— Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
— Протестую! — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!